Tristeza

¿A quién contaré mi pena...?

(...) Yona se estremece y a través de las pestañas entornadas por la nieve, ve a un militar con capote y capucha.
-¡A Vyborgskaya! -repite el militar-. ¿Es que estás dormido? ¡A Vyborgskaya!

Como señal de asentimiento, Yona tira de las riendas, y caen las capas de nieve de sus hombros y de los lomos del caballo... El militar toma asiento en el trineo. El cochero chasquea los labios, estira el cuello como un cisne, se endereza y, más por costumbre que por necesidad, agita el látigo. El caballo también estira el cuello, dobla sus patas con forma de palo y, sin apresurarse, echa a andar...

-¡Mira por dónde te metes, maldito! -oye gritar Yona apenas se pone en marcha. Las voces proceden de una masa oscura que se mueve por delante y por detrás- ¿Adónde diablos vas? ¡Ve por la derecha!

-¡No sabes conducir! ¡Ve por la derecha! -le grita enfadado el militar.

Le insulta un carretero, le mira airado y se sacude la nieve de la manga un transeúnte que cruzaba y la calle y que se ha dado con el hombro en el morro del caballo. Yona se agita en el pescante como si fuera sentado sobre alfileres, mueve los codos a un lado y a otro, mira como un loco, como si no comprendiera dónde está ni qué hace ahí.

-¡Qué canallas! -se burla el militar-. Todos se meten contigo o con tu caballo. ¡Se han puesto de acuerdo!

Yona mira al pasajero y mueve los labios... Parece que quiere decir algo, pero no sale nada de su garganta, salvo ronquidos.

-¿Qué? -le pregunta el militar.

Yona retuerce la boca con una sonrisa, fuerza la garganta y dice con voz afónica:

-Es que..., señor, es que se me ha muerto un hijo esta semana.

-¡Hum...! ¿Y de qué se ha muerto?

Yona se vuelve con todo su cuerpo hacia el pasajero y le dice:

-¡Cualquiera lo sabe! Creo que de unas fiebres... Estuvo tres días en el hospital y se murió... ¡Así lo ha querido Dios!

-¡Aparta, diablo! -se oye en la oscuridad-. ¿Qué haces, perro sarnoso? ¡Abre los ojos!

-¡Vamos, vamos...! -dice el pasajero-. A este paso no llegamos ni mañana. ¡Arréale!

El cochero estira otra vez el cuello, se levanta un poco y agita torpemente el látigo. Luego se vuelve varias veces hacia el pasajero, pero éste ha cerrado los ojos. Por lo visto, no tiene ganas de escuchar. (...)"

Cuando leas el cuento completo, te recomiendo veas este maravilloso cortometraje

(...) Иона вздрагивает, и сквозь ресницы, покрытые снегом, видит солдата в капюшоне.
- Для Выборгской! - Повторяет армию. "Ты спишь, не так ли?" Для Выборга!
Как знак согласия, Иона тянет поводья, заставляя слои снега падать со спины лошади и с его плеч ... Армия сидит на санях. Водитель такси зажимает губы, тянет шею, как лебедь, встает и больше по привычке, чем по необходимости, машет своим хлыстом. Лошадь также растягивает шею, крутит свои кривые ноги и нерешительно колеблется с места ...
"Где ты, дорогой?" - В самый ранний момент Йона слышит крики темных масс, двигающихся взад-вперед. "Где они, черт возьми?" Держи права!
"Вы не можете ездить!" Держись! Военные злятся.
Водитель кричит из экипажа, прохожий, который пересекает дорогу и бросает плечи к лицу лошади, яростно смотрит на него и трясет его за рукав. Иона нервно двигается в ящике, как будто он в иголках, касается локтей и выглядит как сердитый человек, как будто он не понимает, где он, и почему он здесь.
"Какие мерзавцы!" Военные сказали. "Они пытаются наткнуться на вас или пройти под лошадью". Это они сговорились.
Иона смотрит на всадника и шевелит губами ... Видимо, он хочет что-то сказать, но ничего не выходит из его горла, кроме его сыпения.
"Что?" Военные спрашивают.
Иона улыбается, горжет и шипит:
"И я, мой учитель, у меня ... мой сын умер на этой неделе".
"Хм ... почему он умер?"
Иона превращает всадника всем своим телом и говорит:
"И кто знает!" Должно быть, из-за лихорадки ... В течение трех дней я был в больнице и умер ... волей Бога.
"Повернись, черт!" Это слышно в темноте. "Поднялась, старая собака?" Посмотрите своими глазами!
- Иди, иди ... - говорит Седок. "Тогда мы не приедем до завтра". Отрегулируйте его!
Водитель снова протягивает шею, встает и с тяжелой грацией трясет свой кнут. Несколько раз он затем смотрит на всадника, но закрывает глаза и, по-видимому, не слушает. (...)

Антон Чехов